---

Последователи Иисуса Христа и христианство

238

---

Христиане-гностики

&epo;В дни моей богословской юности один светский философ сказал мне: «Удивительная вещь! Церковь всегда была права, и все еретики были не правы!» ⁵&epc;

А.В.Карташев

 

Ортодоксальное христианство сохранило в своем корпусе новозаветных текстов в основном те, которые корреспондировались с

Последователи Иисуса Христа и христианство

239

---

ветхозаветной преемственностью. Но обнаруженные в Наг-Хаммади кодексы позволяют говорить о том, что новохристианская традиция была гораздо шире, разнообразнее и многоплановее. В таком случае логично допустить, что корни раннего, еще не искаженного христианства («Христианства Христа») скорее следует искать среди отвергнутого крыла Ранней церкви, среди гностиков (Василида, Валентина и др.), писания которых столь яростно уничтожались победившей стороной.

Ведь, например, Валентин (ум. ок. 161 г.), согласно Тертуллиану (Adv. Val. 4), принадлежал к церкви и после перехода из Александрии в Рим представлял столь значительную силу, что чуть не стал епископом Рима, но ему предпочли Пия ¹. Как отмечает В.В.Болотов, «его (Валентина) глубокомысленная, блестящая всею роскошью поэтической фантазии система нашла многих последователей и произвела такое впечатление на современников, что "боги малых народов" гнозиса невольно подчинились её преобладающему влиянию» ². О другом известном гностике А.Хосроев пишет: «Ни один из ересиологов не говорит нам о том, что Василид (ок. 125 г.) был исключен из церковной общины, см. Quispel, 1981, 427)» ³. Гностиков традиционно обвиняли в моральной деградации и прочих мерзостях (раз уж они, по мнению апологетов, извратили христианство). Но ученые эти обвинения поставили под сомнение. В.В.Болотов, например, пишет, что показываемое «в связи с воззрениями василидиан, по передаче Иринея (Лионского. – А.В.), нравственное разложение (этой. – А.В.) секты также говорит о том, что здесь мы имеем дело с позднейшею формацею (искажением. – А.В.): древние василидиане, по Клименту Александрийскому, (напротив. – А.В.) отличались серьезным, аскетическим образом мысли» ⁴. Из сообщений апологетов церкви проглядывает очевидная зависть последних к знаниям еретиков. Согласно Тертуллиану, гностики слишком много исследуют и стремяться к знанию. Напротив, подлинный христианин, если он поверил, должен привести знание в жертву вере: «Не знать ничего, кроме правила веры, значит знать всё» (De praescr. 14). Однако, вопреки заявленному, в конце обвинительной речи оказывается, что, вообще,

Последователи Иисуса Христа и христианство

240

---

«еретики лгуны, воры, ссорятся между собой и, конечно же, одержимы дьяволом» (De praescr. 40-41). Иначе о роли знания мыслили иные отцы церкви.

«Гнозис, – говорил Климент Александрийский, – есть разумение, проникновение в самую сущность предмета или познание о нем, согласное с законами его бытия» (Strom. II.7). В представления гностиков Климент Александрийский включал всё, что есть самого возвышенного и прекрасного в человеческом духе.

"Стремиться к познанию Бога, – писал Климент Александрийский, – с целью приобретения от того какой-либо выгоды – не в правилах гностика. Ему не нужно иной цели для созерцания, кроме самого созерцания. Не из желания спастись человек должен стремиться к познанию Бога, а должен принимать и усвоить Его из божественной красоты и величия, святости, превосходства и преемственности самого этого знания. Постижение беспрерывное, постоянное – вот сущность гностика; деятельность последовательная, неослабная, непрерывная. Гностика не увидишь ныне добродетельным, а завтра преступным или к добру безучастным: путь его точен и утвержден на доброе непреложно. С другой стороны, гностик держит курс своей жизни не для стяжания славы или известности, и не ожиданием награды от Бога или людей руководится при сем" (Strom. V.22).

Церковь до сих пор использует сочиненные против гностиков бранные тезисы из работ Тертуллиана «Против Маркиона» (207 – 208 гг.) и «Против валентиан» (208 – 211 гг.). Но при этом обычно умалчивается, что эти книги написаны, собственно, еретиком, ибо в 207 г. Тертуллиан порвал отношения с главной церковью, обвинив ее в отступничестве, и примкнул к монтанистам ¹. В.В.Болотов замечает по поводу методов и сути его критики: «В практической церковной жизни монтанизм означал торжество ригоризма. Аскетическая строгость монтанистов в руках такого талантливого полемиста, как Тертуллиан, была дешевым средством, чтобы пятнать своих кафолических (истинно православных. – А.В.) противников...» ². Погрузившись в мрачный пуританизм, Тертуллиан отверг догматическую церковь за то, что она слишком тесно связала

Последователи Иисуса Христа и христианство

241

---

себя с миром, и нашел для своей нереализованной страсти выход в доктрине монтанизма. Он осуждал всех христиан, которые шли в мир: становились солдатами, художниками или государственными чиновниками, всех родителей, что не скрывали лица своих дочерей, всех епископов, что принимали раскаявшихся грешников назад в общину; наконец, он назвал папу pastor moechorum – «пастырем прелюбодеев» ¹.

Считается, что христиане-гностики (что дословно означает «знающие» или «устремленные к знанию») создавали собственные объединения, отличающиеся особой культовой рактикой ². Необходимо заметить, что представление ностиков единичными маргиналами, лишенными поддержки христианских масс, – не более, чем прием их противников, и совсем не доказано, что церкви, принявшие доктрину Иринея, до III в. были многочисленнее церквей гностиков. Тертуллиан, например, сообщает, что «еретическая традиция Маркиона заполнила целый мир» (Против Маркиона, 5.19). Около 150 г. Иустин писал, что ложное учение маркионитов распространилось по целому человеческому роду (Апология, 26.5-6). Но, может быть, не гностики, а такие, как Тертуллиан и Ириней, в действительности были боковыми ветвями на древе Ранней церкви? Может быть, дальнейшие исследования покажут, что при гонениях на христиан оказалось искорененным как раз чистое христианство («Христианство Христа»), а такие догматизаторы Церкви, как Ириней Лионский, ловко воспользовались ситуацией. Тертуллиан с желчью писал о развитой церковной организации валентиан:

"Не могу отказаться от того, чтобы не описать здесь поведение еретиков – какое оно легкомысленное, мирское, обыденное, пошлое, не имеет ни важности, ни внушительности, ни благочиния, совсем так же, как и вера их. Неизвестно, кто у них оглашенный (находящийся на испытании перед крещением. – А.В.), кто верный (крещеный. – А.В.). Они входят, слушают, молятся как попало, и даже вместе с язычниками, если они там окажутся. Для них ничего не стоит «давать святыни псам» и «метать бисер перед свиньями». Ниспровержение всякого благочиния они называют простотой, прямотой, а нашу привязанность к благочинию они называют притворством. Они подают благословение всякому без разбора. Так как по своим верованиям они расходятся друг с

Последователи Иисуса Христа и христианство

242

---

другом, то им все равно, все для них пригодно, лишь бы только побольше людей к ним присоединялось, чтобы торжествовать над истиной; все они надуты гордостью, все обещают просветить. Оглашенные считаются у них совершенными еще до того, как восприняли учение. А женщины их чего только себе не позволяют? Они осмеливаются учить, вступать в прения, заклинать, обещать исцеление, а может быть, и крестить.

Их посвящения совершаются наугад, произвольно, без последовательности. Они возвышают то новообращенных, то людей, преданных мирским интересам, то даже наших отступников, чтобы привязать их к себе честолюбием, если не истиной. Нигде люди так быстро не повышаются в чинах, как в скопищах мятежников, где мятеж считается заслугой. Так и у них: сегодня один епископ, а завтра другой, сегодня дьякон, а завтра чтец, сегодня священник, а завтра мирянин. Они мирян прямо возводят в священнические степени.

Что сказать об их проповеди? У них на сердце не то чтобы обращать язычников, но чтобы наших развращать. Они ставят себе за честь повергать стоящих прямо (догматиков, т.е. Тертуллиана и пр. – А.В.), вместо того чтобы поднимать падших... Впрочем, они не имеют даже почтения к своим архиереям, а потому нет или незаметно у них распрей. Но самый союз их есть беспрерывная распря" (Против еретиков, 41) ¹.

Утверждалось, что основная претензия гностицизма – это «христианство без Церкви». Но мы бы сказали иначе: христиане-гностики все же не были за «христианство без Церкви», ибо, они также имели свои церкви, и довольно-таки сплоченные, хотя, как любые тяготеющие к тайнознанию группы, эти организации имели прихожан двух разных уровней: посвященных в таинства и обычных верующих. Но даже при таком устройстве они, согласно сведениям Тертуллиана, не навязывали власть более знающих, ибо они опасались церкви-сверхорганизма, закабаляющей дух верующих. Избегая подавления духовного начала организационным, гностики не позволяли на руководящих должностях пребывать одним и тем же лицам, а, как видим, производили их постоянную смену. Подробности того, кАк в действительности организационно были устроены церкви гностиков, вряд ли можно узнать из пристрастных сообщений их яростных противников. Но зато известно, как священнической властью распорядились в победившей церкви. Протопр. Иоанн Мейендорф пишет, что спустя всего два века в побе-

Последователи Иисуса Христа и христианство

243

---

дившей церкви «епископ оставался на своем месте пожизненно; переводы из одной епархии [в другую] были формально запрещены канонами. Даже великий святой Григорий Богослов был вынужден оставить константинопольскую кафедру (381 г.), потому что ранее был хиротонисан (рукоположен. – А.В.) в епископа Сасимского. Исключения из этого правила были крайне редки. В результате в каждом городе практически несменяемый епископ, облеченный судебной властью... располагающий значительными финансовыми средствами и управляющий известным количеством благотворительных учреждений, часто в качестве единственного местного официального лица оказывался воплощением самоуправления города и его специфического характера... Также и некоторые архиепископы Александрии, как Петр, Феофил (добившийся изгнания Иоанна Златоуста и осудивший Оригена и Евагрия в 400 г. ¹ – А.В.) или Кирилл (племянник Феофила, сменивший его на посту епископа Александрии и прославившийся подкупом властей для победы на Соборах и убийством женщины-философа Ипатии ². – А.В.), естественно, выступали от имени своего города, по значительности следующего за Римом и Константинополем. Эти могущественные архиепископы даже получили прозвище "фараонов"» ³. Как можно ожидать в церкви, столь ограничивающей передвижение тела, наличия условий для движения духа? Совершенно правильно отмечено, что главное, за что иерархи победившей церкви ненавидели гностицизм, было желание гностиков видеть «христианство без такой церкви», т.е. – без машины подавления свободы духа.

О том, каковы были вероучительные доктрина и практика христиан-гностиков, апологеты церкви донесли отрывочно и в искаженном виде. Ниоткуда не следует, что у гностиков, помимо тех-

Последователи Иисуса Христа и христианство

244

---

основных положений, которые были ими изложены письменно и которые оказались доступны их критикам, не существовало иных, т.е. тайных, поучений. Кажется, никто из серьезных исследователей не отрицал, что особые, недоступные профанам учения имелись у всех мистических школ Востока и Запада. Древние Мистерии представляли собой одну из форм посвящения в это знание. Поскольку гностики заявляли о себе как о продолжателях и приверженцах древней мудрости, то спрашивается, каким образом Ириней, Тертуллиан и пр. церковные авторы могли браться за разъяснение и за критику сокрытого от них учения? Ириней жалуется, что среди последователей Валентина нельзя встретить хотя бы двух, чтобы они об одном и том же говорили одно и то же и не противоречили друг другу не только в именах, но и в сущности. Проф. М.Э.Поснов, объясняя данное затруднение Иринея, пишет, что «очевидно, семя, из которого развилась вся система Валентина, осталось сокрытым даже для его ближайших учеников. Вот почему каждый из них, выдавая себя за последователя Валентина, в то же время развивал свое собственное, в сущности, учение» ¹. Что же мог понять в зашифрованных и иносказательных текстах тайнознания взявшийся их ниспровергать Ириней Лионский?

Климент Александрийский о сложной системе обучения в закрытых обществах писал, что, например, пифагорейский союз делился на две «степени посвящения» – акусматиков и математиков (Strom. V.56.1). Первые представляются им как ученики, только что вступившие на путь совершенствования, задача которых состоит в том, чтобы «слушать» и выполнять религиозно-этические предписания, содержащиеся в «акусмах» или символах, наборе древних орфических и пифагорейских максим. Такой подготовительный этап продолжался довольно долго – пять лет (Strom. V.67.3). В течение этого срока ученик наконец постигал науку самоконцентрации и «чистого созерцания». «Высшие истины, – говорил Климент, – требуют соответствующего к ним отношения», поэтому их с древнейших времен скрывали от взора тех, кто не в силах относиться к ним с должным почтением. Египтяне хранили их в святилищах, иудеи закрывали занавесью, за которую допускались только избранные (Strom. V.19.4; Strom. V.56.3). Люди склонные ко злу и недоброжелательные могут извратить наставления Учителя, поэтому лучше постараться избежать этой опасности (Strom. I.13.2; VI.124.6). Но поскольку духовный опыт в значительной степени

Последователи Иисуса Христа и христианство

245

---

невыразим словами, необходим Учитель, толкователь и наставник, помогающий овладеть им. Благодаря такому руководству ученик не только более старательно относится к своим занятиям, но и не рискует сбиться с дороги, поскольку ведет его человек, уже прошедший этот путь (Strom V.56.4). Но с другой стороны, попытки пересказа невыразимого духовного опыта часто провоцируют ложные толкования. Понимая символическое слишком буквально, слушатели могут стать невинными жертвами неумелого наставника, который за спровоцированные им чужие ошибки несет наказание. Как сказали бы буддисты, за подобную небрежность виновный получит кармическое воздаяние. Поэтому хранитель предания ответственен не только за сохранение точного смысла переданного ему знания, но в его функции входит и охрана этого знания от несведущих и злонамеренных и передача его в руки достойных. И лучшим средством для этого с древнейших времен служил шифр, ключ к которому давался только избранным.

Кроме того, в приеме облекать знания покровом таинственности имелись соображения психологического и методологического характера. «Сокрытые вещи, просвечивающие через завесу, – говорил Климент Александрийский, – производят более внушительное впечатление» (Strom. V.56.5), то есть кажутся более глубокими и притягательными, нежели полностью освещенные и выставленные на всеобщее обозрение. Созерцание таинственного оказывает определенное воздействие на душу, позволяет ей достигнуть большей «одухотворенности», оторвавшись от материального и чувственного и преодолев путы обычного размышления, воспарить над рутиной каждодневности. Другими словами, сила воображения человека предоставляет гораздо более широкий фон для размышлений и ассоциаций, нежели чувственно-видимая реальность. Данный феномен породил такую широко используемую во всех культурах идеологическую форму воздействия на сознание, как ритуал. Даже атеистические государства его активно использовали.

Е.В.Афонасин правильно отмечает, что «во время мистерии изменяются не сами вещи, но их смысл. Обыденные вещи утрачивают в глазах посвящаемого свойственные им форму и значение и проявляют такие качества, которые невозможно в них усмотреть в обычном каждодневном состоянии. Кроме возможности "пробудить душу", символическое способно показать "многое в одно и то же время". Ясные вещи имеют вполне определенный смысл. В принципе, однозначны и различные иносказания, метафоры или аллегории, поскольку они специально созданы для того, чтобы переносным образом указывать на нечто определенное. Символ же

Последователи Иисуса Христа и христианство

246

---

способен включать в себя множество интерпретаций и при этом не сводиться ни к одной из них в отдельности, ни к их "сумме". "Общий смысл, "скрытый за завесою аллегорий" (Strom. V.57.5-58.6), не может быть истолкован, но только некоторым образом "найден" или понят. А то, что понято, как известно, не всегда словесно выразимо. В свою очередь, такое символическое познание также является предварительным и подготовительным этапом на пути к чистому созерцанию – теории. Зрящий умом (не рассудком, а умом мудрости. – А.В.) не нуждается ни в каких символах и подобиях, поскольку он все видит ясно, при полном освещении. Ноэтические (умопостигаемые) предметы не имеют дефектов, свойственных материальной природе, поэтому их незачем вуалировать. Они открываются при свете дня» ¹.

Конечно, Ириней Лионский и Тертуллиан не получили ключей тайнознания, подобно Клименту Александрийскому или Оригену, поэтому их критика и историография гностицизма оказались поверхностными, т.е. дилетантскими, питавшимися к тому же ненавистью и стремлением всячески превознести собственную доктрину. Вместе с тем некоторые сообщаемые ими сведения, с поправкой на тон и односторонность, всё же представляют интерес.

Так, Ириней Лионский в сочинении против гностиков писал:

"Некто Керинф, наученный в Египте, учил, что мир сотворен не первым богом, но силою, которая далеко отстоит от этого превысшего первого начала и ничего не знает о всевышнем боге. Иисус, говорит он, не был рожден от девы (ибо это казалось ему невозможным), но, подобно всем людям, был сын Иосифа и Марии и отличался от всех справедливостью, благоразумием и мудростью. И после крещения сошел на него от превышнего первого начала Христос в виде голубя; и потом он возвещал неведомого отца и совершал чудеса" (Против ересей, I.26.1). "Некто Кердон, заимствовавший учение от симониан (Симона Мага. – А.В.) и пришедший в Рим при Гигине, который по порядку от апостолов был девятым епископом, учил, что бог, проповеданный законом и пророками (т.е. Йахве Ветхого Завета. – А.В.), не есть отец господа нашего Иисуса Христа, потому что того (Йахве) знали, а последний (Отец Иисуса) был неведом; тот правосуден (злобен и карающ. – А.В.), а этот благ.

За ним последовал Маркион из Понта, который распространил это учение. Он бесстыдным образом богохульствовал, говоря, что проповеданный [ветхозаветным] законом и пророками

Последователи Иисуса Христа и христианство

247

---

бог (т.е. Йахве. – А.В.) есть виновник зла, ищет войны, непостоянен в своем намерении и даже противоречит себе. Иисус же происходил от того Отца, который выше бога, творца мира (т.е. Йахве. – А.В.), и, пришедши в Иудею... явился жителям Иудеи в человеческом образе, разрушая пророков и [ветхозаветный] закон и все дела бога (т.е. Йахве. – А.В.), сотворившего мир, которого он называет также миродержателем (в смысле: мира сего, т.е. земного, но не Вселенского. – А.В.). Сверх того он искажал Евангелие Луки, устраняя все, что написано о рождестве Господа (зачатие от Св. Духа, рождение в пещере и т.п. – А.В.), и многое из учения и речей Господа (Иисуса Христа), в которых Господь (Иисус Христос) представлен весьма ясно исповедающим, что творец этого мира (Йахве. – А.В.) есть его Отец.

Маркион также внушал своим ученикам, что он достойнее доверия, чем апостолы, передавшие Евангелие, а Сам (Иисус Христос. – А.В.) передал им не Евангелие, а только частицу Евангелия (то самое, на арамейском языке, чтившееся у эбионитов как Евангелие Евреев, или протоевангелие от Матфея. – А.В.). Подобным образом он урезывал и послания апостола Павла, устраняя все, что апостолом ясно сказано о боге, сотворившем мир (т.е. о Йахве. – А.В.), – что он есть отец господа нашего Иисуса Христа, и что апостол приводил из пророческих изречений, предвещавших пришествие Господа (т.е. устранил многочисленные цитаты в Евангелии из Ветхого Завета. – А.В.)" (Против ересей, I.27.1-2).

А.Гарнак справедливо отмечал, что «гностики были богословами I века; они первые превратили христианство в систему учений (догматов); они первые подвергли предание... и первобытные христианские книги систематической обработке... Религия, связываемая ими с христианством, сводилась для них по её содержанию к результатам религиозной философии, нашедшей, таким образом, опору в Откровении; они – те христиане, которые пытались завоевать быстрым приступом христианство для эллинской культуры и, наоборот, последнюю для первого; при этом они отказались от Ветхого Завета...» ¹.

Итак, оказывается, что в основе философского христианства, т.е. в основе доктрины христианства, оказался положен тот самый третируемый церковью гностицизм, а отнюдь не иудейская традиция, не ветхозаветная догма. Апологеты церковного учения, безусловно, будут возражать против изначально эллинского духа хрис-